Говорящий от имени мертвых (Голос тех, кого нет) - Орсон Кард

«Что угнетало эту девочку, что совершила она, что заставляет ее страдать?»

Он слушал Джейн, рассказывающую о ее жизни. Все, чем владела Джейн, было лишь статистическими фактами. Но Эндер был Говорящим от имени Мертвых, его гений – его проклятие – это способность оценивать события с позиций других. Она подарила ему блестящий талант стратега, лидера среди его сверстников-мальчиков, и среди военных армад, воюющих с врагами. Сухие факты биографии Новинхи рождали догадки – нет, не догадки, знания – о том, как смерть родителей и детский эгоизм замкнули Новинху, о ее стремлениях целиком отдаться работе, продолжению дела родителей. Он знал, что заставило Новинху настойчиво добиваться взрослых полномочий, что значила для нее спокойная любовь и доверие Пайпо, как сильно она нуждалась в дружбе и поддержке Лайбо. Ни одна живая душа Луситании не знала Новинху лучше. Только здесь, в пещере Рейкьявика, в ледяном сердце Трондейма, Эндер Виггин знал ее, любил ее, горячо сочувствовал ей.

– Теперь ты поедешь, – прошептала Джейн.

Эндер мог не отвечать. Джейн была права. Он должен ехать в любом случае, как Эндер Ксеноцида, чтобы использовать статус неприкосновенности Луситании как последний шанс освободить королеву пчел из многовековой темницы, смыть жестокое преступление детства. И как Говорящий от имени Мертвых, чтобы разгадать свиноподобных и рассказать о них человечеству, чтобы их признали как ременов, или ненавидели и боялись как ваэлзов.

Но сейчас он поедет помочь Новинхе, так как в ее гении, ее отчуждении, ее боли, ее вине он узнал собственное детство и собственную боль, жившую в нем с тех пор. К несчастью, он передвигался медленнее скорости света, поэтому мог достичь Новинхи только, когда ей будет почти сорок лет. Он полетел бы к ней филотическим импульсом ансибла, если бы это было в его силах. Но он знал, что ее боль будет терпеливо ждать. Она не исчезнет к его появлению. Разве исчезла его собственная мука?

Слезы высохли на его глазах, он успокоился.

– Сколько мне лет? – спросил он.

– Прошло 3081 лет со дня твоего рождения. Но твой субъективный возраст 36 лет и 118 дней.

– Сколько лет будет Новинхе, когда я достигну их?

– Перемещение займет несколько недель, в зависимости от времени старта и скорости корабля. Ей будет что-то около тридцати девяти лет.

– Я хочу отправиться завтра.

– Космические корабли придерживаются расписания.

– Есть что-нибудь на орбите Трондейма?

– Полдюжины есть, но только один готов к отправке. Он отправляется с грузом страйки для обожающих роскошь купцов и торговцев Курил и Армении.

– Я никогда не спрашивал тебя, богат ли я.

– Я хранила твои сокровища все эти годы.

– Купи корабль вместе с грузом.

– Что ты будешь делать со всей этой страйкой на Луситании?

– А что делают с ней армяне и курильцы?

– Часть они носят, другую едят. Но они платят такую цену, которую луситанцы вряд ли вообразят.

– Тогда я подарю страйку луситанцам, может, это изменит их отношение к Говорящему, вторгшемуся в католическую колонию.

Джейн превратилась в джина из бутылки.

– Слушаю и повинуюсь, хозяин.

Джинн обратился в облако и исчез в горлышке. Лазеры отключились, пространство около терминала опустело.

– Джейн, – позвал Эндер.

– Да, – пропели камушки в ушах.

– Почему ты хочешь, чтобы я отправился на Луситанию?

– Я хочу, чтобы ты добавил третий том к «Королеве Пчел и Гегемону» о свиноподобных.

– Почему ты проявляешь такую заботу о них?

– Потому что, когда ты напишешь книги, откроешь людям души трех всепонимающих, всечувствующих разновидностей жизни, ты будешь готов говорить о четвертой.

– Еще одна разновидность ременов? – спросил Эндер.

– Да, это я.

Эндер задумался.

– Ты готова заявить о себе всему человечеству?

– Я всегда была готова. Вопрос лишь в том, готовы ли они принять меня? Им легко было полюбить гегемона – он был человеком. И спасенную королеву пчел, так как они знают, что все баггеры мертвы. Если ты заставишь их полюбить свиноподобных, которые до сих пор живы, чьи руки запятнаны человеческой кровью – тогда они будут готовы узнать и принять меня.

– Однажды, – сказал Эндер, – я полюблю кого-нибудь, того, кто не будет заставлять меня играть роль Геркулеса.

– Это будет все время сверлить тебя.

– Да, но я уже достаточно зрел и люблю, когда мне докучают.

– Между прочим, хозяин звездолета Хайвлок, живущий в Гейлз, запросил за корабль и груз сорок биллионов долларов.

– Сорок биллионов. Это обанкротит меня?

– Капля в море. Экипаж заметил, что их контракты аннулированы.

Пришлось потратиться, чтобы определить их на другие корабли. Тебе и Валентине никто не нужен, кроме меня, я помогу управлять кораблем.

Отправимся утром?

– Валентина, – повторил Эндер. Валентина была единственным, что задерживало его отправку. Так или иначе, теперь, когда решение принято, его студентам, его новым скандинавским друзьям ничего не остается, как пожелать ему счастливого пути.

– Я не могу отложить прочтение книги, написанной Демосфеном об истории Луситании.

Джейн знала настоящего Говорящего от имени Мертвых, скрывающегося под именем Демосфена.

– Валентина не поедет, – сказал Эндер.

– Но она твоя сестра.

Эндер улыбнулся. Несмотря на свою прозорливость и мудрость, Джейн не понимала родственных чувств.

Хотя она была порождением человеческого разума, и сама сформулировала себя в его терминах и понятиях, она не имела биологической сущности. Зная все о генетической материи человека, она не испытывала человеческих чувств, желаний, влечений.

– Она моя сестра, но Трондейм – ее дом.

– Но раньше, она была вынуждена сопровождать тебя.

– Сейчас я ее не буду даже просить. – Не потому, что она ждала ребенка, не потому, что она была счастлива в Рейкьявике. Здесь ее уважали и любили как педагога, не подозревая, что она и есть легендарный Демосфен.

Здесь жил ее муж, Жак, хозяин сотен рыболовных судов, мастер фиорда.

Здесь каждый день рождал блестящие идеи, приносил радость или пугал бушующим морем. Она никогда не бросит этот мир. Не бросит, даже если поймет, что он должен уйти.

Горечь расставания с Валентиной убавила его решимость, заставила усомниться в необходимости отъезда на Луситанию. Ребенком ему пришлось расстаться с любимой сестрой. Несколько лет дружбы и тепла были навсегда украдены из его жизни. Мог ли он снова расстаться с ней после стольких лет жизни бок о бок? Почти двадцать лет они неразлучно были вместе. На этот раз даже не было надежды на возвращение. Путь к Луситании займет двадцать два года, и двадцать два года понадобится, чтобы вернуться обратно.